Личный тренер - Страница 20

Удобно перекинув за спину сумку, я сделала пару разминочных шагов и перешла на бег.

Добралась до квартиры кентанца быстро, даже не запыхалась. Но от этого настроение не улучшилось. Сказывался дикий, почти хронический недосып. Я снова, не удержавшись, зевнула и потерла шершавыми – отголосок моей тесной дружбы с тряпкой и ведром воды – ладонями лицо.

Оказавшись в просторной гостиной, скудно освещенной тусклым светом ночных ламп, достала коннектор и посмотрела на часы – без десяти минут пять.

…Рань несусветная…

Только я решила присесть на пол возле стены, недалеко от лифта, и подремать, как откуда-то из глубины квартиры раздался недовольный голос кентанца:

– Пришла?

Подниматься не хотелось, так же, как и отвечать. Но последнее все же сделать пришлось, и я прокричала куда-то в неизвестность:

– Да.

– Приготовь завтрак, – тут же отозвался белобрысый «кошак», и я, не веря своим ушам, уставилась на огромный кожаный диван, который, кажется, даже сделал попытку отползти, таким недобрым был сейчас мой взгляд.

Я все-таки поднялась с пола и, потянув за собой свою сумку, сделала несколько шагов вглубь гостиной. Возле ковра замялась и, не решившись наступать на такую дивную роскошь кроссовками, сняла обувь и продолжила свой путь босиком.

– Что? Простите, я не расслышала.

– Завтрак приготовь. Кухня налево из гостиной.

И голос еще такой наглый… Или я просто такая злая и невыспавшаяся…

Прошла через всю гостиную к широкому арочному проему. Моему взору предстала еще одна просторная комната, которая и была кухня. Как и в гостиной, обстановка была сдержанной, но дорогой. Я даже не представляю, сколько это все могло стоить. Огромный холодильник, варочная панель, духовой шкаф, раковина, шкафчики. Все поверхности металлические. Только столешницы – мраморные, так же, как и пол под ногами. Посреди кухни стоял небольшой столик и два стула – деревянные.

Вот стоит ли сейчас говорить, что готовить я не умею. Могу гречку отварить и блины пожарить. Все. На этом мой кулинарный опыт заканчивался. Как-то времени, да и возможности упражняться в этом деле не было.

Открыла холодильник и медленно оценила неприличное разнообразие продуктов. О многом из того, что там имелось, я даже не слышала и понятия не имела, в каком виде это нужно употреблять. Мое внимание привлекла банка с какой-то коричневой пастой. На этикетке был изображен кусок хлеба, намазанный, по всей видимости, этой самой пастой, и стакан чая.

…Вот, это по мне.

Схватила банку. Следом за ней достала запакованный в полиэтилен хлеб. Оставила все это на разделочном столе и стала шарить по шкафчикам в поисках чая, чашек, чайника. Все это обнаружилось, пусть и не сразу.

К тому моменту, как в кухню влетел на кресле свежевымытый, судя по влажным волосам, кентанец, уже одетый в спортивный костюм и вполне себе бодрый, на обеденном столе стояла чашка горячего чая и тарелка с тремя кусками хлеба с пастой. Кстати, запах у этой пасты был на редкость приятный. Я бы сама не отказалась съесть кусочек.

Иноземец остановился в паре метров от накрытого стола и прищурил свои по-кошачьи желтые глазища, пристально рассматривая плоды моего труда.

– Ну, ладно, – вроде как согласился он и направил кресло к столу. – А себе почему не налила?

– Спасибо. Не хочется, – переступив с ноги на ногу, ответила я.

– Садись, – кивнул он на стоящий напротив стул. – А то кусок в горло не лезет.

Я послушно села и уткнулась в ладонь, пытаясь скрыть неуправляемо настойчивый зевок. Что мгновенно вызвало изучающий взгляд жующего уже второй бутерброд кентанца.

– Не выспалась?

…Какой внимательный…

Мой пропитанный ненавистью взгляд не остался незамеченным.

– Злишься? – спросил иноземец.

– Нет, – заморгав невинными глазищами, тут же ответила я, и ведь сама себе почти поверила – это все годы практики сокрытия мыслей и эмоций под маской безмятежности, призванной сохранить спокойствие родной матери, давали свои плоды.

Кентанец даже бутерброд жевать перестал. Потом залпом допил горячий чай и встал с кресла. Я тоже вскочила и попыталась помочь пошатнувшемуся мужчине.

– Не трогай, – огрызнулся он и, взяв бокал и освободившуюся тарелку, медленно пошел к раковине.

– Давайте я. – И к чему вся эта жалость?

Я лишь хотела помыть посуду, потому что смотреть на то, как едва стоящий на ногах иноземец занимается домашними делами, моей выдержки сегодня не хватило. Но тут, совсем некстати, вернулась моя удивительная способность падать на ровном месте, и я, подвернув ногу, сдавленно ойкнув, врезалась в кентанца.

Мгновение, и я оказалась зажата между тумбой и иноземцем, подхватившим меня за локоть и не давшим свалиться на пол. Теперь его рука лежала на моей пояснице и слишком сильно прижимала меня к нависшему надо мной молчащему кентанцу.

Я, конечно, очень быстрая, но совсем не сильная. А руки кентанца все сильнее сжимали меня в кольцо, видимо, изображая смертельные объятия длиннохвостой саббои с планеты Мерой системы Луас созвездия Онтарио. Саббоя – змеевидный гигантский ящер с атрофировавшимися задними конечностями и сохранившимися недоразвитыми передними. Этот ящер, за неимением других способов, научился убивать жертву, закручиваясь вокруг нее тугими кольцами. А потом, уже неспешно, проглатывал ее целиком. И хорошо, если бедняга действительно умер…

Нервно сглотнула и, оторвав свой взгляд от широкой груди кентанца, в которую я сейчас едва носом не упиралась, подняла лицо, пытаясь рассмотреть, что там вообще случилось с «кошаком». И замерла, потому что «кошак» смотрел на меня каким-то уж совсем недобрым взглядом. Я не была девушкой неопытной. И разобраться, что к чему, труда не составило, но вот то, что сейчас происходит, в мои планы не входило. Мне нужна была эта работа, а значит, нужно было выпутываться из сложившейся ситуации.